Чужая боль

Редкая радуга, расплываясь, робко рисует радость.
Легкокрылый ливень летит, ломая лютый лёд.
Со-чувствуй. Самое светлое сбудется.

«Что он в ней нашёл?! Драная мочалка, размалёванная субстанция, которая растеклась у нас на пути! И угораздило же его в неё вляпаться! Она еще посмела попросить меня стать подружкой невесты!»

Неделю назад лучший друг Милы впорхнул в её квартирку словно бабочка под кайфом. Среди невнятного бульканья и восторженного причмокивания Мила различила членораздельное: «Я её так люблю, так люблю! Только что попросил ее руки!» Кого это, её?? То есть не её, которую он кружил сейчас по кухне в приливе прозрения, а какую-то неизвестную, чужую ЕЁ, которая помутила ему разум!
Но это всё чистый фарс, не могла прийти в себя Мила, - Лёша никогда не собирался жениться! Ни на ней, ни на ком другом. Она знала его с детства, как облупленного: это с ней он лазал по деревьям, скручивал таблички с автобусных остановок и попадал под артобстрел злобных, ничего не понимающих в жизни бабок.

Мила пробиралась сквозь толпу на Тверской и вспоминала день, когда Лёша объявил о помолвке. Не выдержала, отошла в сторонку и чувственно сплюнула.
«Травануться, что ли?» В последний раз, когда она позволила себе отвести душу подобным образом, ей было крайне плохо, зато невзгоды отступили на тридесятый план.

Мила заозиралась. Вот девчушка лет двенадцати с колючим взглядом и в стоптанных ботинках. Мила прикрыла глаза. Что-то горьковато-солёное проступило на языке, будто алкоголь, смешанный со слезами. Запах боли с терпкой кислинкой детской злобы проник в её мозг и распространился по телу. Этим сильно не отравишься. Мила проскользнула мимо, выискивая глазами кого-то «пожирнее».

Вот оно – женщина с молодым лицом и седыми волосами. Ну-ка, что там на вкус… Чёрт, надо было по нарастающей, а не так сразу! Кажется, мать, потерявшая своего ребёнка. Такую боль ни с чем не спутаешь. Похоже на ощущение, будто тебе отрубили и руки и ноги. Тебе больше некуда идти и не за что держаться. У тебя нет ни истока, ни продолжения. Ноги Милы подкосились. Пара шагов и она сползла по стене ближайшего особняка. Она только слегка попробовала её боль на язычок… Как же это тогда ощущается в полной мере?!
Надо успокоиться и еще немного поискать.

Может, старушка, просящая милостыню у подземного перехода? Одинокая, жалкая такая. Хотя вроде и не старушка – женщина лет сорока. Интересно, что у неё там?
Мила прикрыла глаза, потянула носом воздух. На языке отпечатался вкус типографской бумаги и потного тела. Кисловатое, попахивающее мочой недовольство, пренебрежительное ворчание ни о чём. Если в этом и могла быть боль, то она воняла давно нестиранными носками. Но боли не было. Только серая, унылая, дряблая жизнь. Без всплесков свершений, усилий над собой и целей.

Мила отправилась дальше, принятый ранее яд проникал глубже в кровь, девушку начинало покачивать. Вдруг уши уловили тихий, почти беззвучный стон – чью-то бессловесную, пронзительную мольба. Под припаркованной у кафе машины лежала замызганная собака. Её тело было слишком громоздким, чтобы спрятаться целиком: она жалась к капоту и пристально смотрела на девушку.
Мила подошла ближе, поражённая. Никогда прежде она не чувствовала боль животных. Присела на корточки и осторожно погладила собаку по морде. Два чувства переплелись внутри между собой в настоящую висельную верёвку. Грязно-прозрачный, заиндевелый и вечно острый холод, пожирающий тело. Страшное, разгрызающее душу со звонким хрустом стальное одиночество, одурманивающее своей пустотой. Мила заплакала. То была не собачья боль. Человеческая.
Всё, что она могла сделать - купить собаке поесть.

Разномастные боли, опрокинутые внутрь Милы, как стопки, причудливо перемешивались в крови. Не дойдя чуть-чуть до метро, выворачиваясь наизнанку и падая в обморок одновременно, Мила успела подумать, что всё прекрасно – она проведет в больнице неделю и на свадьбу не попадёт.

Ее отпустили через пару дней с диагнозом, что «чипсы до добра не доводят». Но Миле было уже всё равно. Та собака на Тверской внезапно помогла ей с переоценкой ценностей. Пофиг. Совет им да любовь.

Поздно вечером накануне свадьбы Мила крутилась перед зеркалом, подбирая прическу, как в дверь позвонили. Еще мгновенье и по ней кто-то заколошматил. Мила, затаив дыхание, подкралась к глазку: мужчина, всклокоченные волосы, багровое лицо. О господи, это был он, Лёша! Он всё переосмыслил и решил признаться ЕЙ в своих чувствах!

Мила распахнула дверь: в прихожую ворвался удушающий запах перегара. Её любимый повис на ней всем весом, и ей стоило огромных сил, чтобы не рухнуть на пол вместе с ним. Ошарашенная, она еле дотащила его до кухни и сбросила на табуретку. Что случилось? Чересчур удавшийся мальчишник? Она хлопала его по щекам, задавала вопросы, но тщетно. Он просто мычал, уставившись в пол.
Недолго думая, Мила набрала номер его матери. Положив трубку после разговора, сгорбившись, долго стояла у окна...

Спустя полчаса она вернулась в кухню и молча опустилась на вторую табуретку. Лёша рыдал, не сдерживая себя. Сегодня утром, когда его почти жена ехала на итоговую примерку платья, в неё въехал КАМАЗ.

-Лёша… - робко произнесла девушка, касаясь его плеча, - Ты знаешь, я умею забирать боль.
В ответ - глухие стоны и почти собачий вой. Мила в нерешительности кусала губы.
-Слышишь? Я умею забирать боль! – громче и твёрже повторила она.
-Так забери мою! – диким, полным отчаяния голосом взревел лучший друг.

Мила сжала свои холодные и потные ладони, вслушиваясь в звуки, которые издавало его горе. Прикоснувшись к нему, она могла почувствовать его кончиками пальцев, увидеть, как оно ядовитой массой стекает на пол, прожигает дыры в воздухе. Это было и её горе тоже.

Мила прикрыла глаза, аккуратно взяла в ладони Лёшино лицо, и, помедлив ещё мгновенье, прижала его щекой к своему телу. Друг какое-то время беспомощно хватался руками за оборки платья, тыкался носом ей в грудь и вскоре затих.

В какой-то момент он почти протрезвел и, отстранившись, поднялся.
-Извини… Мне пора.
Мила, словно после долгого сна разомкнув веки, увидела своё мертвенно-бледное лицо в отражении окна. «Я ничего не чувствую. Совсем ничего» - мелькнуло в её голове и исчезло.
-Постой, - её голос прозвучал чуждо и хрипло. Она направилась вслед за ним в прихожую. Ноги дрожали, - я выйду с тобой.
Она полезла в шкаф и достала из него свою шубку. Они вышли вдвоём из подъезда.
-Прости ещё раз. Я не должен был…
-Ничего. Я всегда с тобой…

Он поколебался, а потом чмокнул её в лоб. Поплелся по направлению к своему подъезду. Мила закрыла глаза, ей было очень жарко. Не открывая глаз, она сделала несколько шажков обратно к двери. Ещё чуть-чуть… Еще... И Мила камнем упала на землю.



-Ты как, подружка?
-Ничего. Потихонечку.
Лёша улыбался, тепло, по-весеннему. Мила тоже постаралась улыбнуться.
-От тебя пахнет талой землёй.
-Серьёзно? – рассмеялся он, - А я думал, чем от меня так несёт, что прохожие оборачиваются!
Он делился с ней последними институтскими новостями и историями о том, к чему приводит внезапно ударившая в голову весенняя пора. Она слушала в пол-уха, стараясь надышаться обволакивающим её запахом: запахом весны в сочетании с запахом его кожи. Дышать было больно, но приятно. Вскоре Лёша начал собираться, беспечно тараторя о сессии и куче долгов по предметам.
-А ты-то сам как? – решилась спросить она.
Прошло два месяца после того, как она забрала его боль на своей кухне.
-Тоже ничего. Ты знаешь, я будто чувствую, что ей там хорошо. Ты это...Выздоравливай, подружка. А когда выздоровеешь, мы с тобой куда-нибудь сходим, - и он заговорщицки ей подмигнул.
Мила попыталась скривить рожицу, как бы говоря «Теперь не отвертишься».

Сразу после его спины в дверном проёме показалось лицо мамы. Осунувшееся лицо и неестественно большие, выделявшиеся краснотой после бессонных ночей глаза.
-Поспи, моя девочка, - шептала мама, поправляя ей одеяло, - отдыхай.
Мила знала, что когда она делает вид, что спит, мама всегда сидит рядом. И часто-часто нагибается к её лицу, чтобы послушать её дыхание. Прерывистое, сипящее, но оно всё ещё было. Вчера мама сказала ей, что Мила идёт на поправку. Опять солгала. Мила вся, целиком состояла из боли. Её самой почти не осталось.

"Какое счастье просто дышать. Какое счастье встречать весну. Жаль, что мы с тобой никуда уже не сходим… Но ты не должен думать об этом. Теперь у тебя всё будет замечательно. Я унесу твою боль с собой. И она никогда больше к тебе не вернётся".